Прежде она даже подумать не могла, что напарником ей станет кто-то схожий с Садко.  Скорее всего, она бы просто не подпустила кого-то, кто так же, как и этот миловидный парнишка, не располагает к себе серьёзным отношением. Но это случилось. Случилось как-то через чур спонтанно ведь чего таить, Соня скептически отнеслась к странным "традициям" семьи, чью фамилию ей было сложно выговорить, потому даже не думала, что затея с поиском Кладенца обернётся чем-то успешным.
Однако, судьба распорядилась иначе.
В комнате царил бардак, ведь парочка новоиспечённых напарников ещё не разобрали вещи после переезда в общую квартиру. Нет, стоит признать, что за несколько дней проведённых вместе, они успели немного навести порядок, но о некоторые коробки всё ещё приходилось спотыкаться. В прочем, принимай Соня более активное участие в сотворение уюта, с этим давно бы было покончено. Вместо этого она фокусировала всё внимание на соседе и пыталась осознать как всё-таки случилось то, что, собственно, случилось.
Сидя за завтраком напротив, Браун с застывшей возле губ ложкой полной молока и хлопьев, пристально, подобно престарелой кошке, которую свели с мелким щенком, наблюдала за Садко, совершенно не переживая о том, что тому может быть неприятно такое особое внимание.
По пути на занятия, если им удавалось выйти вместе, Соня не смотрела на дорогу, опять же неотрывно взирая на оружие.
На уроках она, вероятно смущая брюнета, продолжала пялиться и задаваться вопросом: как же так вышло.
И сейчас, стоя за дверным косяком, Браун, угрюмо сдвинув к переносице брови, внимательно наблюдает за молодым человеком обречённо нависшим над тетрадками.
- Что ты делаешь? - наконец спросила она, выступая наполовину из своего укрытия, одновременно с шагом поправляя сползшую на плечо широкую бретель домашней майки-алкоголички, которая явно была велика рыжеволосой.

Соне самой на мгновение показалось, будто соседа она уличила в чём-то постыдном и аморальном. Так живо выглядело со стороны всё то буйное действо, которое провернул Садко, шаманя над тетрадями странный обряд из помахивания рук и нелепого притоптывания. Для полноты картины, разве что, бубна не хватало. Браун же, вскинув бровь, внимательно наблюдала за сим, тихо поскрипывая зубами.
С каждой секундой замешательства вопросов к юноше копилось только больше. Основным, конечно, оставался вопрос о разворачивающихся событиях - в конце концов, кто будет так резво прыгать на месте, если ничего плохого не замышлялось. Отсюда же в разные стороны разбегались стрелочки-мысли: во-первых, если же всё было относительно спокойно, отчего такая реакция на появление хвостатой в комнате; во-вторых, если Садко таки оказался пойман за непристойностями, что он здесь замышлял? Кто знает на какие мутные дела способна русско-японская душонка. А вдруг это милое обличие - суровый обман и Браун лишь усугубила себе жизнь, решившись стать партнёрами с тем, что таится под маской подростковой невинности.
И пока хоровод мыслей строил фундамент для зарождающейся паранойи (видимо возникшей на фоне общего помутнения от недавно пережитой прогулки-поиска), Садко, кажется, собрался с мыслями и оставил муторные попытки скрыть учебные пособия и тетради, объясняя истинную причину вечернего сыр-бора.
Первым делом Соня перевела взгляд на гору познавательной макулатуры, при этом продолжая сохранять угрожающий вид, но уже спустя долю секунды морщины на лбу Браун разгладились, а вместе с ними будто расслабились все мышцы лица - напряжённая бровь потихоньку поползла вниз, но в тот же момент своё место потеряла нижняя челюсть, что так же медленно чуть отвисла.
Сложно сказать, что конкретно сейчас испытывала девушка. То было и разочарование (да-да, она немного расстроилась, поняв, что никаких заговоров здесь не строится), и озлобленность, ведь к заговору - если бы тот всё-таки замышлялся - тоже нужно быть правильно настроенной, и, на конец, полнейшее отчаяние.
Шёпотом вспомнив чью-то мать, София медленно повернулась к косяку от которого так и не отошла за всё то время, и совсем не ласково по отношению к себе приложилась лбом о прохладное лакированное дерево. Так же медленно, скрипя кожей по гладкой поверхности, она опустилась на корточки и завалилась на бок, оставшись лежать на границе двух комнат.
Паниковать было не в её стиле. А вот с достоинством принять неудачу лицом, так сказать, к лицу - очень даже по ней. И пусть уровень лица неудачи находится на уровне пола. Пусть, тирады о бесстрашие и уверенности в себе сейчас больше походят на тихие немецкие ругательства. Всё что угодно, только не признавать, что ты забыла о начале экзаменационного сезона.
К слову, Браун и без того не отличалась ярым стремлением к учёбе, но забыть о главном событии учебного процесса... полное фиаско.
"Нужно взять себя в руки! И нет, Соня, это не значит обнять колени!" - огрызнувшись на себя же, девушка одёрнула руки, упираясь ладонями в пол и поднимаясь на четвереньки.
- Садко, у нас нет другого выхода... - словно сломленный горем бывалый вояка над бутылкой чего-то горячительного, хрипло выдохнула девушка. Длинные волосы заслонили лицо, но если сквозь местами свалявшуюся рыжую копну юное оружие сможет разглядеть синие глаза, то он заметит, что те затянуты пеленой слёз. Слёз, которые настоящий мужчина, и София Браун никогда не проронят. Пристальный, холодный взгляд через плечо. Выдержанная трагичная пауза. Держась за всё тот же косяк, она поднимается на дрожащих ногах, замирая в какой-то ломанной позе и, наградив соседа маниакальной ухмылочкой, Соня договаривает:
- Пишем шпоры.